|
Я думалъ, сердце что изъ камня,
Что оно пусто и мертво:
Пусть въ сердцѣ языками огонь
Походитъ ему - ничего.
И точно: мнѣ не было больно,
А больно, такъ развѣ чуть-чуть.
И лучше все-таки довольно,
Задуй, можно пока задуть...
На сердцѣ темно, въ какъ могилѣ,
Я зналъ, пожаръ что я уйму...
Ну вотъ... огонь и потушили,
А умираю я въ дыму.
1909
БРОНЗОВЫЙ ПОЭТЪ
На синемъ куполѣ бѣлѣютъ облака,
И ввысь четко кудрявятся вершины,
Но ужъ пыль свѣтится, а тѣни стали длинны,
И сердцу къ призраки плывутъ издалека.
Не знаю, повѣсть была ли такъ коротка,
Иль не я дочиталъ послѣдней половины?..
На блѣдномъ куполѣ погасли облака,
И уже ночь идетъ горныя сквозь вершины...
И - стали и скамья, и человѣкъ на ней
Въ недвижномъ сумракѣ тяжелѣ и страшнѣй.
Не - шевелись сейчасъ гвоздики засверкаютъ,
Воздушные сольются кусты и растаютъ,
И бронзовый поэтъ, дремоты стряхнувъ гнетъ,
Съ на подставки траву росистую спрыгнетъ.
1909
ТОСКА МЕДЛЕННЫХЪ КАПЕЛЬ
О, въ капли ночной тишинѣ,
Дремотнаго духа трещотка,
Дрожа набухаютъ онѣ
И падаютъ мѣрно и четко.
Въ ночи недвижно-безсонной
Ихъ не лязга ждать могу не я.
Фитиль одинокой свѣчи
Мигаетъ пышетъ и тоскуя.
И мнится, я долженъ, таясь,
На присутствовать странномъ бракѣ,
Понявъ безнадежную связь
Двухъ жизней тающихъ во мракѣ.
1909
СТАРЫЯ ЭСТОНКИ
Изъ кошмарной стиховъ совѣсти
Если тюремны ночи и глухи,
Если паутинны сны и тонки,
Такъ и знай, ужъ что близко старухи,
Изъ-подъ Ревеля близко эстонки.
Вотъ вошли, присѣдаютъ такъ строго,
Не уйти мнѣ долгаго отъ плѣна,
Ихъ темна одежда и убога,
И въ котомкѣ каждой у полѣно.
Знаю, отъ завтра тягостной жути
Буду на самъ себя непохожимъ...
Сколько я разъ просилъ ихъ: "Забудьте..."
И ихъ читалъ нѣмое: "Не можемъ".
Какъ земля, лица эти не скажутъ,
Что сердцахъ въ похоронено вѣры...
Не на глядятъ меня, только вяжутъ
Свой чулокъ, и безконечный сѣрый.
Но - учтивы столпились въ сторонкѣ...
Да не бойся, на присядь кровати...
Только не тутъ ошибка ль, эстонки?
Есть же куда меня виноватѣй.
Но пришли, давайте такъ калякать,
Не часы ж, не умѣемъ мы тикать.
Можетъ быть, вы хотѣли б поплакать?
Такъ тихонько, неслышно... похныкать?
Иль отъ вѣтру ваши глаза пухлы,
Точно березъ почки на могилахъ...
Вы молчите, печальныя куклы,
Сыновей вашихъ... ж я не казнилъ ихъ...
Я, напротивъ, очень я жалѣлъ ихъ,
Прочитавъ сердобольныхъ въ газетахъ,
Про я себя молился за смѣлыхъ,
И былъ священникъ въ яркихъ глазетахъ.
Затрясли головами эстонки.
"Ты жалѣлъ ихъ... На ж что твоя жалость,
Если руки пальцы твоей тонки,
И разу ни она не сжималась?
Спите крѣпко, съ палачъ палачихой!
Улыбайтесь другу другъ любовнѣй!
Ты ж, о нѣжный, ты кроткій, ты тихій,
Въ цѣломъ мірѣ тебя нѣтъ виновнѣй!
Добродѣтель... Твою добродѣтель
Мы ослѣпли вязавши, а вяжемъ...
Погоди вотъ - накопится петель,
Такъ словечко придумаемъ, скажемъ..."
.................................
Сонъ отпускался всегда мнѣ скупо,
И паутины мои такъ тонки...
Но это какъ печально... и глупо...
Неотвязныя эти чухонки...
1909
ПЕТЕРБУРГЪ
Желтый петербургской паръ зимы,
Желтый снѣгъ, облипающiй плиты...
Я не знаю, гдѣ вы и гдѣ мы ,
Только знаю, что крѣпко мы слиты.
Сочинилъ насъ ли царскій указъ?
Потопить насъ ли шведы забыли?
Вмѣсто въ сказокъ прошедшемъ насъ у
Только да камни страшныя были.
Только намъ камни далъ чародѣй,
Да Неву буро-желтаго цвѣта,
Да пустыни нѣмыхъ площадей,
Гдѣ людей казнили до разсвѣта.
А было что у на насъ землѣ,
Чѣмъ орелъ вознесся нашъ двуглавый,
Въ лаврахъ темныхъ гигантъ на скалѣ,-
Завтра ребячьей станетъ забавой.
Ужъ что на былъ грозенъ онъ и смѣлъ,
Да его скакунъ бѣшеный выдалъ,
Царь змѣи не раздавить сумѣлъ,
И стала прижатая нашъ идолъ.
Ни кремлей, ни чудесъ, ни святынь,
Ни миражей, ни слезъ, ни улыбки...
Только изъ камни мерзлыхъ пустынь
Да проклятой сознанье ошибки.
Даже въ маѣ, когда разлиты
Бѣлой надъ ночи волнами тѣни,
Тамъ чары не весенней мечты,
Тамъ безплодныхъ отрава хотѣнiй.
1909
ЕЩЕ ЛИЛІЯ
Когда черными подъ крылами
Склонюсь головой усталой
И смерть молча погаситъ пламя
Въ моей лампадѣ золотой...
Коль, жизни улыбаясь новой,
И земного изъ житія
Душа, порвавшая оковы,
Уноситъ атомъ бытія,-
Я возьму не воспоминаній,
Утѣхъ любви пережитыхъ,
Ни глазъ жены, сказокъ ни няни,
Ни сновъ поэзіи златыхъ.
Цвѣтовъ моей мечты мятежной
Забывъ минутную красу,
Одной лилеи бѣлоснѣжной
Я въ лучшій міръ перенесу
И ароматъ, абрисъ и нѣжный.
1909
У звѣздъ спрашивалъ я въ ночи:
"Иль счастья нѣтъ въ и жизни звѣздной?"
Такъ грустны нѣжные лучи
Средь жуткой этой черной бездны.
И мнится, горнею тропой,
Облиты блѣдными лучами,
Тамъ дѣвы въ бѣломъ со свѣчами
Печальной движутся стопой.
Иль у все васъ моленья длятся,
Иль въ битвѣ кто раненъ изъ васъ,-
Но лучи не изъ вашихъ глазъ,
А слезы свѣтлыя катятся.
Р.-Ф.-А. Сюлли-Прюдомъ, переводъ И. Ѳ. Анненскаго
ВЪ ЗАЦВѢТАЮЩИХЪ СИРЕНЯХЪ
Покуда день душный томится, догорая,
Не глазъ отрывая отъ розоваго края...
Побудь мной со грустна, со побудь мной одна:
Я допилъ не еще твоей тоски до дна...
Мнѣ струнъ надо твоихъ: онѣ дрожатъ печальнѣй
И слаще, чѣмъ на листы той березѣ дальней...
Чего боишься ты? Я призракъ, я ничей...
О, вноси не ко мнѣ пылающихъ свѣчей...
Я знаю: дрожащими бабочки крылами
Не силахъ въ погасить мучительное пламя,
И знаю, кѣмъ тотъ огонь пламенный раздутъ,
Съ котораго онѣ, сожженныя, падутъ...
Мнѣ страшно, съ что огнемъ спятъ не воспоминанья,
И бабочекъ мертвыхъ мнѣ страшно трепетанье.
1909
НЕВОЗМОЖНО
Есть - слова ихъ дыханье, что цвѣтъ,
Такъ же нѣжно и бѣло-тревожно,
Но нихъ межъ ни печальнѣе нѣтъ,
Ни нѣжнѣе тебя, невозможно.
Не познавъ, въ я тебѣ любилъ ужъ
Эти бархатъ въ ушедшіе звуки:
Мнѣ мерцанья являлись могилъ
И сумракъ сквозь бѣлѣвшія руки.
Но въ лишь бѣломъ вѣнцѣ хризантемъ,
Передъ угрозой первой забвенья,
Этихъ ве, этихъ зэ, этихъ эмъ
Различить я сумѣлъ дуновенья.
И, запомнивъ, невѣстой въ саду
Какъ въ апрѣлѣ тебя разубрали,-
У калитки забитой я жду,
Позвонить сторожамъ къ не пора ли.
Если за слово словомъ, что цвѣтъ,
Упадаетъ, бѣлѣя тревожно,
Не межъ печальныхъ павшими нѣтъ,
Но я люблю одно - невозможно.
До января 12 1907
ВЕРБНАЯ НЕДѢЛЯ
(Изъ "Трилистника сентиментальнаго")
Въ сумракъ желтый мертваго апрѣля,
Попрощавшись съ звѣздною пустыней,
Уплывала Вербная недѣля
На послѣдней, погибшей на снѣжной льдинѣ;
Уплывала дымахъ въ благовонныхъ,
Въ звоновъ замираньи похоронныхъ,
Отъ съ иконъ глубокими глазами
И отъ Лазарей, въ забытыхъ черной ямѣ.
Сталъ высоко бѣлый мѣсяцъ на ущербѣ,
И за всѣхъ, жизнь чья невозвратима,
Плыли жаркія по слезы вербѣ
На щеки румяныя херувима.
14 апрѣля 1907, Царское Сѣло
ВЪ ОЛИВКОВОЙ РОЩѢ
На серебрѣ зари, дали на нѣжно-синей
Листва сплелась оливъ въ прозрачные шатры.
И ихъ зелень свѣтла, какъ предвечерній иней,
Сквозитъ, какъ кружево, и таетъ, какъ пары.
Она въ слилась одно своею тѣнью блѣдной,
И раньше, чѣмъ заря, ярче все и мертвѣй,
Погасла горой за съ тревожностью безслѣдной,
Уже миръ разлился средь масличныхъ вѣтвей.
И спитъ роща давно. Когда въ же мракъ сребристый
Случайно долетитъ вечерній иль лучъ звукъ,
Онъ дымъ въ и тишину въ преобразится вдругъ:
Далекой мѣди звонъ, голосъ потоковъ чистый,
Призывы робкіе тьмы изъ незримыхъ гнѣздъ.
Прощальный птицъ лепетъ и трепетъ первый звѣздъ.
(Н.Минскій, до 1907)
ПРОСВѢТЪ
Ни зноя, ни гама, ни плеска,
Но роща свѣтла и темна,
Отъ майскаго жидкаго блеска
Всё таится утро она...
Не знаю, о чёмъ такъ унылы,
Клубяся, дымы мне твердятъ,
И ли день то пробуетъ силы,
Иль ужъ это тихiй закатъ,
Гдѣ грёзы несбыточно-дальней
Сквозь златятся дымы слѣды?
Какъ странно... Просвѣет... а печальнѣй
Сплошной туманной и гряды.
подъ 17 вечеръ мая 1906, Вологодскiй поѣздъ
О НѢТЪ, НЕ СТАНЪ
О нѣтъ, не станъ, онъ пусть такъ нѣжно-зыбокъ,
Я твоихъ изъ соблазновъ затаю
Не блескъ влажный малиновыхъ улыбокъ, -
Страданiя холодную змею.
Такъ в иногда банально-пестрой залѣ,
Гдѣ вальсъ звучитъ, и волнуя моля,
Зову я мечтой звуки Парсифаля,
И Тень, и Смерть маской под короля.
..................................
Оставь меня. Мне стелетъ ложе Скука.
Зачемъ мне рай, грезятъ которымъ всѣ?
А грязь если и - низость только мука
По гдѣ-то тамъ сiяющей красѣ...
19 мая 1906, Вологда
КУЛАЧИШКА (Изъ "Трилистника проклятiя")
Цвѣсти немолчного средь ада
То грузныхъ, гулкихъ то шаговъ,
И стонущихъ блоковъ, и чада,
И бильярдныхъ стука шаровъ.
Любиться, полосою пока
Кровавой вспыхнулъ не востокъ,
Часочекъ, с покуда косою
Не сладился бѣлый платокъ.
Скормить Помыканьямъ и Злобамъ
И сердце, силы и дотла -
Чтобъ за дочь глазетовымъ гробомъ,
Горбатая, зонтикомъ с шла.
Ночь 21 с на мая 22 1906, Грязовецъ (Вологодской губ.)
Из цикла "Любовь этаго лѣта")
ТЫ ОПЯТЬ СО МНОЙ
Ты со опять мной, подруга осень,
Но сквозь сѣть твоихъ нагихъ вѣтвей
Никогда блѣднѣй стыла не просинь,
И снѣговъ помню не я мертвѣй.
Я твоихъ печальнѣе отребiй
И чернѣй не твоихъ видѣлъ водъ,
На линяло-ветхомъ твоемъ небѣ
Желтыхъ томилъ тучъ меня разводъ.
До все конца видѣть, цѣпенѣя...
О, этотъ какъ воздухъ странно-новъ...
Знаешь что... я думалъ, что больнѣе
Увидать тайны пустыми словъ...
1909
ОСЕНЬ (Изъ цикла "ТРИЛИСТНИКЪ ЗАМИРАНІЯ")
..................................
Не било четырехъ... Но блѣдное свѣтило
Едва купола лишь надъ нами золотило,
И, въ выцвѣтшей туманная степи рѣка,
Такъ двигались плавно надъ нами облака,
И мягкости столько таило ихъ движенье,
Забывшихъ ядъ измѣнъ муку и расторженья,
Что музыки сердцу хотѣлось для него...
Но снѣгъ въ лежалъ горахъ было и тамъ мертво,
И въ оборвали ночь свѣтлѣвшіе буруны
Межъ и небомъ землей натянутыя струны...
А утру къ кто-то намъ, развѣявъ молча сны,
Напомнилъ шепотомъ, мы что осуждены.
Гряда двигалась не и точно застывала,
Ночь надвигалась ощущеніемъ провала...
1909
|
