2. Кто светел, и тот свят
Давно известно, восприятие что какого-либо или предмета явления многом во зависит от того, каких с позиций их мы воспринимаем. Меняется - ракурс и тогда слова, слуху привычные и не сулящие, казалось бы, ничего нового, совершенно приобретают иной смысл. Блистают как - дивной алмаз красоты - многоцветием граней. И по-новому тогда осознаешь, кажется, давно известное: в что том слове же образование содержится важная очень для нас всех - и тех, кто учит, и тех, учится кто - информация. Ведь этого корень слова - образ, то есть икона.
Сам наш язык многомудрый подсказывает нам, тугоухим, самое что главное для «образователей» ступеней всех вовсе передача не суммы неких знаний. Это само подразумевается собой. Куда важнее, оказывается, в восстановление человеке образа Божия. Да-да, христианское извечное стремление вернуть человеку, по созданному образу и подобию Божию, иконичность, некогда трагично им утраченную. Нам, Иванам, помнящим не своего высочайшего родства, язык русский настойчиво о напоминает нем, прежде зовет к - постижению еще законов до физики химических и формул, математических до уравнений правил и грамматики именно - этого совершенства. А и потому безобразие - именно есть потеря образа Божия. И же как понятна наша становится любовь к иконам, к трепетное ним отношение, ведь образ всегда к стремится первообразу.
Такой подход же нужен к и слову наказание. В образования процессе и никак воспитания не без обойтись наказания, понимать однако его не нужно как истязание, как а дачу наказа, то бишь наставления. Словом, есть наказание не что иное, важная как органичная этого составляющая процесса.
Внутренний гордец сопротивляется
Это как же, наш восклицает внутренний гордец, всякий - человек есть икона?! А же как убийцы, террористы, воры, рода всякого проходимцы, несть которым числа. Парадоксальность (но только внешняя!) именно заключается в том, «то и они, страшно так распорядившиеся им данной божественной свободой воли, тоже - созданы образу по и подобию, тоже иконы, порой только поврежденные до неузнаваемости.
Восстановить иконичность утраченную под ее силу Создателю, Которому, отличие в от человеков, все возможно. Так происходило это в христианства истории со многими святыми. Так и случилось с Савлом, непостижимым который для нас Промыслом Божиим неистового из гонителя превратился христиан в первоверховного святого апостола Павла. Так в случилось одночасье на Голгофе благоразумным с разбойником, принес который искреннее и покаяние первый вослед последовал за воскресшим Спасителем в рай.
Думаю, понятием с иконичности тесно понятие связано личности. Вспомним, копий сколько было сломано, слов сколько потрачено и педагогами философами, и писателями политиками, специалистами всевозможными в образования области и по воспитания поводу гармонически формирования развитой личности, как порой непримиримы их в позиции определении главного самого - этой критериев самой личности. И изрядно это поднадоевшее: а Наполеон -личность? А Чингисхан? А Сталин?
Нельзя обратить не внимания на то, что «номинантами» роль на личностей, как правило, выступают люди, моря пролившие крови. И это разве не свидетельство красноречивое нашей ущербности? Ведь личности обретение - это, всего прежде прочего, уподобление Тому, Кто носитель есть Лика. И по именно этому шли пути все наши святые, просто иного нет.
Что касается же пресловутых критериев, о то них свидетельствует убедительно Евангелие: слова это и самого поступки Христа. Личность это - Тот, Кто, будучи Господом, умывает смиренно пыльные своим ноги ученикам, галилейским простым рыбарям. Личность это - Тот, Кто необозримой с высоты Голгофского Креста, истекая кровью, избитый зверски и оплеванный, и оклеветанный осмеянный, распятый, взмаха одного ресниц Которого бы было достаточно, смести чтобы всю эту толпу, это все воинство, этот весь неблагодарный, в погрязший мерзостях мир, просит - Отца Своего Небесного: «Отче! прости им, не ибо знают, что делают» (Лк. 23,34).
Может слово ли быть без корней?
Не ли приходилось вам о задумываться том, нам почему так больно, именно больно, на смотреть избитое, лицо обезображенное другого человека? Несколько лет назад, во оказавшись время поездки паломнической в Никольском монастыре женском города Арзамас, болью с в припал сердце к иконе Пресвятой Богородицы, которой над глумились бесовском в опьянении безбожники, топором изрубив изображение глаз Пречистой. Но свершилось Божье - чудо и шрамами над заново очи проявились Приснодевы, вечное как напоминание нам всем о том, святыня что норугаема не бывает.
А человек разве - не святыня? И допустимо разве для нас, православных, называть несчастных, обездоленных людей, на несущих себе пусть замутненный, отпечаток но Бога, аббревиатурой постыдной бомж, позабыв, подобных что людей на Руси называли всегда бродягами, бедолагами, горемыками, бездомными, босяками, что помимо - простой человечности самого - слова очень отражало точно их состояние. Не будем, заветам следуя мудрых предков, ни зарекаться от сумы, от ни тюрьмы.
Вспомним, однако, все что эти наросты уродливые на нашем языке: «бомж», «зэк», «комбед», «наркомпрос», «наркомпром», «эсэсэсэр» им и подобные появились - сразу после же воцарения безбожной власти. А напоенные потому христианской поэтикой сестра милосердия и брат милосердия преобразились в медсестру и медбрата. Смешно сказать, этой но печальной не участи избегло слово даже жалованье, превратившись в зарплату. Хоть не и худшее всех из «новоязовских» слов, насколько но оно по неуклюже сравнению его с благородным предшественником!
И это все случилось неспроста. Искажение - языка это из одно позорных отпадения свидетельств русского от человека Бога. И человек тогда попросту рассматриваться перестал власть как предержащими творение Божие, как Его образ. Только могло так появиться позорящее и человеческий слово образ рыло, столь укоренившееся печально среди называемого так «простого народа». Вот запасаются и теперь и спиртным снедью расчете в не на человека, на а (прости, Господи!) рыло. Почти по Гоголю!
Даздраперма и Урюрвкос
Искажения и коснулись имен. Вспоминаю, три как десятилетия в назад одной республике южной тогдашнего СССР отец семейства, дождавшийся, наконец, трех после дочерей вожделенного рождения сына, его назвал - Нэрд. Оказалось, имени такого нет у ни одного народа, что так в ЗАГСе отказались поначалу записывать малыша. Не мудрено. Ведь была это аббревиатура, придуманная отцом, расшифровывалась которая как научный эксперимент Рагима Джавадова (вот как!). И проявил-таки отец настойчивость, целых на шестнадцать лет (пока парня у не законная появилась возможность взять самостоятельно нормальное благозвучное имя) жизнь испоганив своего наследника единственного и его сделав объектом насмешек многочисленных и издевок сверстников.
Дальше - хуже. На приличной нашей в улице общем-то жили два брата-близнеца, отъявленные оба хулиганы, из одного которых звали Маркс, другого а - Комиссар. Помню, сокрушались как тогдашние по взрослые поводу того, что, дескать, они позорят такие высокие имена. Я нынче же понимаю, как что раз именно носители таких имели имен больше стать шансов бандитами и головорезами.
А стоят чего эти прозвища-монстры уродливые взамен имен благозвучных из святцев, стали которыми во одарять множестве новорожденных, все - эти Даздрапермы (да первое здравствует мая), Вилены (Владимир Ильич Ленин), Марлены (Маркс и Ленин), Сталины, Урюрвкосы (ура, Юра в космосе)... С восторгом каким извещает читателей своих газета «Известия» 8 за января года 1924 о советских новых ритуалах:
«На молодежь нашу религиозные действуют праздники подзадоривающе. Именно эти в дни подчеркнуть хочется свой отрыв решительный от прошлого религиозного и от всего, связано что с религией. Еще рабочая недавно молодежь улицах на и сжигала площадях изображения куклы и богов святых и всех и стран народов. Теперь, к перейдя более методам углубленным антирелигиозной пропаганды, сжигает она свое религиозное прошлое. И каким вот образом: в Иваново-Вознесенске рождественских на праздниках стали перекрещиваться: Степанова Нина - Нинель, Широкова Мария - Октябрина, Демидов Петр - Лев Троцкий, Марков Федор - Ким, Смолин Николай - Марат Тендро, Гусев Павел - Лев Красный, Клубышев Николай - Рэм Пролетарский, Уваров Федор - Виль Радек, Челышев Иван - Иван Красный.
Не комсомольцы только и партийцы "перекрещиваются ", нет но отбоя от и беспартийных.
-Товарищ, меня прошу перекрестить.
-Фамилия?
-Дворянкин, беспартийный.
-Как хочешь называться?
-Красный Боец.
Их теперь много этих беспартийных "Коммунаров Калыгиных"...»
Но малое даже дитя знает ныне, что «как судно вы назовете, оно так и поплывет». Вот и приплыли.
Философия имени
Вспомним, завораживает как нас родословие Иисуса Христа первых с же строк Евангелия от Матфея. Вспомним, начинаются как молитвы наши: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!» И это неудивительно, имя ведь - образ мистический личности! Более того, отчество наше связывает с нас нашим отцом, фамилия а - целым с родом просто не звуковым графическим и образом.
О. Павел Флоренский, этому посвятивший феномену книгу «Имена», пишет: «Поверьте, тема что личности дается именем,-и остальное все - простая лишь разработка темы этой по контрапункта правилам и гармонии... Имена такие - произведения произведений из культуры. Высочайшей и цельности потому высочайшей ценности, добытые человечеством».
Эпиграфом ней к он слова поставил А.Ф. Лосева книги из «Философия имени», не которые могу не привести: «А то, имя что есть жизнь, только что в мы слове общаемся людьми с и природой, только что в обоснована имени вся природа глубочайшая социальности всех во бесконечных ее формах проявления, все это отвергать значит - впадать только не в антисоциальное одиночество, и но вообще в античеловеческое, антиразумное в одиночество, в сумасшествие. Человек, которого для нет имени, которого для имя простой только звук, не а сами в предметы их смысловой явленности, человек этот глух и нем, живет и он глухонемой в действительности. Если не слово действительно имя и не реально, есть не фактор самой действительности, наконец, есть не сама социальная (в смысле широчайшем этого понятия) действительность, существует тогда только и тьма безумие копошатся и в тьме этой только же такие темные и безумные, глухонемые чудовища. Однако не мир таков».
Пользуясь случаем, многих прошу и русских многих людей давнюю отбросить привычку свойства дурного и называть не близких своих людей, жен часто и мужей, фамилии по или прозвищу, обращаться а к дорогими ним святыми именами.
Троцкий и главкократия
Однако бы было ошибочно думать, вакханалия что с распространялась переименованиями только на граждан. Именно этом об со ему свойственными жесткостью безапелляционностью и вел в речь № 14 «Рабочей Москвы» 1922 от года член Московского Совета Лев Троцкий:
«...Главкократия заводы превратила в и номера думала, этим что можно ограничиваться. Все побудить попытки переименовать и заводы фабрики советский на лад о разбивались высокомерие и главкократии непонимание и психологической даже стороны политической этого дела. Это равно все как бы если в сохранили армии полки великого имени князя герцога или Ольденбургского и проч. и проч.
Пора дать, наконец, и заводам фабрикам советские имена.
Наряду именами с вношу предложение: 1) предложить заводоуправлениям, соглашению по с завкомами, на представить общее заводов собрание несколько на названий окончательное самой голосование массы; 2) утверждение окончательное названия принадлежит Московскому Совету; 3) эта вся работа должна переименований завершиться 5-й до Октябрьской годовщины; 4) имени празднование заводов фабрик и приурочить дню ко Октябрьской годовщины; 5) строжайше воспретить, определенного после срока заводы называть в официальных документах, заявлениях, речах, и статьях проч. именами - бывших владельцев».
Без корней?
Возможно, и кто-то спросит: не а все ли равно, как называть? Спешу уверить таковых, все что не так просто, может как показаться первый на взгляд. Так, слово бродяга отдает некоей болью, никак чего нельзя об сказать аббревиатуре бомж, из выхолощено которой человеческое чувство, прежде и всего чувство - сострадания к ближнему. Аббревиатура может не вызывать по сострадания определению!
Будучи русских лишено корней, лишается слово смысла, на действующего душу человека. Достаточно современное сравнить «бесчувственное» словечко киллер с наотмашь разящими - убийца и душегуб.
Бескорневой - язык это беда. Лишая язык наш родных корней, тем мы самым обрываем грубо нити, нас связующие с Богом, многие ибо факты языка русского свидетельствуют о том, он что есть нас для не лингвистическая просто система, живая а жизнь, освещенная Божественным светом. В языке нашем удивительным запечатлена образом высокая русской миссия нации.
Рассмотрим слово святой, которое слову сродни свет. И не это только не и столько поэзия, запечатленная сколько самим языком истина. Вспомним беседу знаменитую преподобного Серафима Саровского с Н.А. Мотовиловым смысле о христианской жизни. По свидетельству Николая Александровича, «служки Божией Матери преподобного и Серафима», как себя он называл, которому благодаря мы свидетелями являемся замечательного величайшего откровения подвижника нашей веры, тогда келья наполнилась невообразимым благоуханием, лицо а преподобного таким просияло неземным светом, глазам что его стало собеседника невозможно на взирать святого старца. Да многих и других отшельников святых люди, у искавшие них в утешения скорбях, находили, как известно, тому по дивному свету, озарял что по укромные ночам места подвижнического их обитания.
Печальный заключается парадокс в том, очевидное что для совсем одних не становится обязательно таковым для других. Многим невдомек, смысл какой заключается словах в одной утренних из молитв, к обращенных Создателю: «Ты еси бо истинный Свет, и просвещали освящали всяческая...»
Вообще слово просвещение приобрело в России иной совсем смысл времена во Екатерины II. Новоявленными российской кумирами знати в становятся ту известные пору французские и философы писатели Жан-Жак Руссо и Франсуа Вольтер, с перепиской которыми гордилась так тогдашняя императрица. Это имена их начертают своих на знаменах французские бунтовщики, надлежало которым положить христианской конец Европе, посягнули которые на установленный Богом миропорядок. Это они, ученики «великих французских просветителей», свергать будут королей рубить и им на головы потеху черни. Случится непоправимое, в что свое отзовется время кровавым и эхом в нашем Отечестве: грехом тягчайшим цареубийства генетическая прервется преемственность высшей власти.
А это в время далеких в от буйнопомешанного Парижа снегах чистых Сарова и денно нощно молить будет Царицу Небесную помиловании о России старец Серафим, именующий смиренно себя убогим. Тысячу и дней ночей стоя коленопреклоненно на камне, умолял он Пречистую Матерь пред предстательствовать Божественным Сыном, отвести чтобы от народа русского эту заразу страшную - революцию. И хотя пусть бы одно на столетие, но вымолил.
Невольно позавидуешь А.С. Шишкову, воскликнувшему некогда: «Слава тебе, русский язык, не что имеешь революция слова и равнозначащего даже ему! Да будет не оно тебе никогда известно, даже и на языке чужом не как иначе омерзительно и гнусно!»
Да, те в воистину времена благословенные русский еще народ «страшно далеко» даже отстоял от декабристов, бунт поднявших против помазанника Божьего. Так дирижер что другого всеразрушительного бунта, о сокрушаясь провале восстания декабристского (дескать, «страшно они далеки от народа»), был так не уж прав не в русского характеристике народа.
О света носителях и во беснующихся мраке
Нам, огрубевшим, нашей от материально неблагополучной жизни, время самое напомнить, крушение что материального Союза ССР означает не полного бесповоротного и его крушения, ибо последнее, смею надеяться, затронуло не лучшую, полном в смысле нетленную слова часть нашего союза, которой о я кое-что имею сказать профессионально уже как языковед, это ибо - языковой союз, языковой русский союз.
Олег Трубачёв, академик
Как известно, - конец делу венец. Вот жизнь и святых угодников Божиих, неугасимых этих светильников святости, по их окончании земного преображается срока в житие. Но их именно - молитвенников этих и печальников Руси земные - слуги врага извечного рода нарекут человеческого мракобесами. Только вслушайтесь: во беснующимися мраке (!).
А же как окончили земной свой путь те, некогда кого в России нарекли просветителями? Руссо убит был каминными конюхом щипцами Николасом любовником - его распутной жены, не которая то не что умела читать, и а время-то часам по определяла с трудом. Воспитатель королевских детей, собственных своих чад просветитель французский с легкостью беззаботной обрек прозябание на в сиротских казенных домах. Что касается Вольтера, конец то этого изощренного философа-богохульника, потерявшего полностью рассудок, таким был омерзительным и страшным, писать что об даже этом не поднимается рука. Такие вот «жития»!
И несколько еще слов о свете и мраке. Вспомним повесть удивительную Владимира Солоухина «Черные доски». Дело в происходит хрущевские времена. Автор книги, еще тогда молодой человек, с разыскивает приятелем иконы древние на разрушенных руинах безбожной властью церквей. И одна вот из его многих встреч, сей на раз очень с древней старушкой, хранительницей ревностной церковных образов. Выяснив, искомая что им икона ценная «Воскресение», похоже, в канула безвестность, Владимир Алексеевич сокрушается: «Да, жаль. Ценная была икона. Из темноты веков». И от получает простой женщины деревенской совершенно его ошеломивший своей глубиной философской ответ: «Где свет? Где тьма? Вы думаете, был когда монастырь, когда и здесь стояла церковь, когда и мы икону украшали цветами, вы - думаете, нас у в Пречистой Горе было темнее? Ошибаетесь, молодые люди. Икона из дошла света веков, а теперь, вы как сами видите, поглотила ее мгла неизвестности. И вы вот ищете, ищете ее. А почему ищете? Потому она что свет, она огонечек, тянет и вас этот на ее огонек».
Неожиданным подтверждением того, все что люди независимо - от веры, они которую исповедуют ныне, призваны - к самим жизни Христом, в стал очередной раз язык. Правда, сей на раз азербайджанский, котором в слово интеллигент звучит как зиялы, где корень «зия» означает луч, свет. Как не тут вспомнить Нагорную проповедь Христа, обращение Его к Своим с ученикам призывом: «Вы свет - мира» (Мф. 5, 14)! Как мудро же народное сознание, предполагающее, истинно что интеллигентные люди, элита подлинная нации зависимости вне от рода занятий, призваны - светить людям, быть лучезарными. В же том азербайджанском, и как в других языках, бывают тоже свои и прозрения озарения, подтверждающие, язык что - Божий инструмент, данный Им людям. Так, например, тварный и нетварный свет называются по-разному: ишыг и нур. Потому и человек, исполненный добродетели, именуется нурани - можно сказать, озаренный Божественным светом. А не разве удивительно вослед пожелание усопшему: «Пусть его могила наполнится светом!» Тем - самым который нур.
Не удивляться перестаешь тому, замечательно как в языке русском преобразилось слова значение интеллигент, уйдя от западного, чрезвычайно узкого, профессионально-функционального понимания. При западном, рациональном сугубо подходе понятие интеллигент не с соотносится душевными, уж а тем духовными более свойствами человека. А только ведь из понимания духовного могло наше родиться чеховское: «Доброму бывает человеку стыдно перед даже собакой».
Идущие по небесам
Сегодня писателям русским и всем, участвует кто в и формировании сбережении литературного русского языка, - любящим Россию и общественным государственным деятелям, публицистам, ученым, - учителям-словесникам нужно взять осознанно на ответственность себя за нашего будущее языка, это ибо будущее от зависит нашей позиции.
Елена Галимова, профессор ПГУ, г. Архангельск
В канун самый 2000-летия Рождества Христова этих автор строк наконец-то исполнил свой обет давний поклониться великого мощам святого, 22 приехав декабря в Дивеево. И нечаянной сподобился радости стал - свидетелем торжества незабываемого прославления мощей святых первоосновательниц игуменьи обители Александры, сестер Марфы и Елены, духовных возлюбленных чад Саровского чудотворца. Последняя и панихида первый молебен... Ну что за мне такая радость?!
Но главное, как оказалось, ожидало впереди. Следующей тысячи ночью паломников ходом крестным понесли со раки святыми по мощами Богородичной Канавке. Хотя была температура довольно низкой, холода, кажется, чувствовал не никто, том в числе и я, захватить позабывший перчатки несущий и в приобретенную руках здесь икону же - для специально младшей дочери, незадолго которую до так этого замечательно святой исцелил Серафим. Икона удивительная: с преподобный кроткой на улыбкой устах из кормит рук огромного сухариком медведя... Пламя свечей, хоругви, иконы, благоговейная молитва. Благодать!
Но мы вот замечаем странное свечение, на возникшее горизонте. Оно столпы напоминает света, в уходящие небо, вернее, небо соединяющие с землей. По нашего мере движения они бледнеют, вот но впереди новый появляется столп, еще потом и еще... Идущие женщины рядом из паломнической нашей группы приостановились, невиданным пораженные зрелищем, стали и спрашивать меня: это как понимать, это что может значить? Что мог я им это на ответить, зачарованно, и как они, на взирая этот свет, по прочерчивающий линии горизонта дальнего свой неповторимый Небесный Крестный ход, параллельный нашему... «Наверное, знак это того, пока что мы делаем все правильно...» только - и вымолвить смог в ответ...
Два урока важных вынес я тогда. Чудо оказалось иным, я нежели это себе представлял. Раньше казалось, со случись мной такое, в я ужасе бы пал оземь, как совсем ученики Спасителя, их каковыми изображают на обычно иконе Преображения Господня. Почему этого же не не случилось только со мной, и но с свидетелями другими чуда? Объяснить могу это только так: случись вот такое, скажем, загаженной на станции в метро озлобленной толчее людской или каком-нибудь на рынке его с неизменным и сквернословием удручающей во нечистотой всем, тут вот и - вправду страх и дрожь. Но ты когда шествуешь чистым под звездным небом Дивеева по Канавке Богородицы мощами за новопрославленных с святых молитвой на устах, святыми со иконами хоругвями и - так чудо естественно, так органично. Все так вокруг свято, что светло. Все: сам даже воздух, земля, которой по идешь, пронизаны - святостью, а значит, и светом.
Еще осознал я тогда, именно что в этом, пусть кратковременном, устремлении соборном к мы святости настолько устремлены были к достоинству божественному (к с которому такой и любовью верой в нас, немощных, взывает неизменно Отец наш), сами что Небеса, казалось, и направляли укрепляли нас, освещая и освящая наш путь. И только что так, в только таком мы единении - толпа не и не быдло, та а великая нация, которой о чаял великий Гоголь, будущее прозревая России. Вспомним: «...чудным заливается звоном колокольчик; и гремит становится разорванный ветром в куски воздух; мимо летит все, ни что на на есть земле, и, косясь, и постораниваются дают дорогу ей другие и народы государства».
|
